Попробуйте содержать лошадь в городе сейчас - и столкнетесь с тучей всевозможных проблем. А ведь каких-нибудь 100 лет назад в любом крупном городе их было десятки тысяч. Именно они были основой всего транспорта и неотъемлемой частью городской жизни. Нам, теперешним, сложно даже представить, как же все это было организовано... Мы только и знаем, что трамвай, конку, тянули лошади, а тогдашний "таксист" - извозчик - управлял отнюдь не автомобилем. О прочих видах конного транспорта (например, зимние речные и озерные маршруты) мы и не слышали, даже не подозреваем о множестве мелочей, которые стояли за всем этим.
Какие были мостовые? Как содержали это огромное количество лошадей, где кормили и поили? Как убирался навоз? Что делали зимой со снегом? Какие были виды извозчиков? Как устроена конка? Как организована была доставка грузов? Какая публика прогуливалась верхом в городских парках? Какие лошади были в армии и полиции? Особенности подковывания лошадей. Хитрости продажи лошадей на рынке... - множество неочевидных вопросов раскрываются этим текстом.
О тексте. Это выборка сведений и воспоминаний из дневников жителей старого Петербурга. Все, что показалось мне интересным и как-либо относится к лошади. Собственно, то же или близкое во многих отношениях городской жизни было и в нашем Минске.
Текст создан мной и еще нигде не размещался.
Так сказать, эксклюзив для форума i-go-go
Резко разнились улицы центра от окраин видом мо-
стовых. На главных улицах и по направлениям воз-
можных царских проездов мостовые были торцовые,
из шестигранных деревянных шашек, наложенных на
деревянный настил, позже на бетонный. Мы наблю-
дали, как мостовщики из напиленных кругляшей весь-
ма искусно по шаблону вырубали шестигранники. Они
скреплялись металлическими шпильками, замазыва-
лись сверху газовой смолой и посыпались крупным
песком. Этот уличный «паркет» был хорош во многих
отношениях: мягок, бесшумен, не разбивал лошадям
ноги, но недолговечен, негигиеничен – впитывал на-
возную жижу и становился скользким при длительных
дождях и гололеде.
Асфальтовых мостовых почти не было, только кое-
где у вокзалов и гостиниц устраивались асфальтовые
полосы для стоянки извозчиков. Мало было и камен-
ной брусчатки – этой долговечной и удобной мосто-
вой. Улицы в большинстве своем были замощены бу-
лыжником, со скатом к середине и к тротуарам. Эти
мостовые были неудобны: лошади очень уставали,
тряска неимоверная, стоял грохот, особенно при про-
езде тяжелых подвод, между камнями застаивалась
грязь, необходим был частый ремонт. Устройство их
требовало много тяжелого труда и времени. Мостов-
щики целый день на коленях с помощью примитивных
орудий – мастерка и молотка – прилаживали камни
«тычком» по песчаной постели, трамбовали вручную
тяжелыми трамбовками.
Тротуары в центре, как правило, настилались из пу-
тиловской плиты. На окраинах – из досок рядом с во-
доотводными и сточными канавами, иногда даже над
ними.
Ни в одном городе мира не было таких мостовых,
как в Кронштадте, правда не на всех улицах. Чита-
тель с трудом поверит, что некоторые улицы были вы-
мощены чугунными пустотелыми торцами, засыпан-
ными щебнем и песком, что применялось в Лондоне
и Петербурге в виде опыта, не получившего распро-
странения. Такими же чугунными торцами были замо-
щены заводские дворы и подъезды к складам и ма-
стерским.
...По проспектам катили переполненные и облепленные
рекламными объявлениями вагоны конки.
По обеим сторонам
линии конки двигались сплошным потоком эки-
пажи: коляски, кареты, ландо, извозчичьи пролетки.
У Технологического института была конечная станция –
деревянный павильон.
Как ни покажется странным, никакой регулировки дви-
жения не было. По проезжей части свободно ходили
люди. Некоторый порядок наводился полицией лишь
при скоплении экипажей около театров, Дворянско-
го собрания, против особняков в дни балов, свадеб.
А улицы с особняками и дворцами, где жили бо-
гатые, родовитые люди - полная противоположность.
Магазинов на них почти не было. На улицах мало пешеходов, у подъез-
дов великолепные выезды, у парадных дверей вели-
чественные швейцары в ливреях.
Набережная Невы была ме-
стом прогулок и катания аристократии, сановников и
финансовых тузов. В то время можно было увидеть
такую картину: едет ландо, в нем – одетые с подчерк-
нутой скромностью аристократки, рядом, сопровож-
дая, на чистокровных скакунах офицеры. Или встре-
чаем кавалькаду – две-три амазонки в сопровожде-
нии офицеров и штатских англоманов. Их путь – сна-
чала по набережной, затем в Летний сад, на скаковую
дорожку.
...Характерную картину зимнему Петербургу, особен-
но в большие морозы, давали уличные костры. По
распоряжению градоначальника костры для обогре-
ва прохожих разводились на перекрестках улиц. Дро-
ва закладывались в цилиндрические решетки из же-
лезных прутьев. Часть дров доставлялась соседни-
ми домохозяевами, часть – проезжавшими мимо во-
зами с дровами, возчики по просьбе обогревающих-
ся или по сигналу городового скидывали около кост-
ра несколько поленьев. Городовой был обязательным
персонажем при костре. Обычно у костра наблюда-
лась такая картина: центральная фигура – заиндевев-
ший величественный городовой, около него два-три
съежившихся бродяжки в рваной одежде, с завязан-
ными грязным платком ушами, несколько вездесущих
мальчишек и дворовых дрожащих голодных собак с
поджатыми хвостами. Недолго останавливались у ко-
стра прохожие, чтобы мимоходом погреться. Подхо-
дили к кострам и легковые извозчики, которые мерз-
ли, ожидая седоков. В лютые морозы костры горели
круглые сутки, все чайные были открыты днем и но-
чью. По улицам проезжали конные разъезды городо-
вых или солдат. Они смотрели, не замерзает ли кто на
улице: пьяненький, заснувший извозчик или бедняк, у
которого нет даже пятака на ночлежку.
...В Летнем саду публика была самой «чистой». Сол-
даты и матросы сюда не ходили, чтобы не встретить
офицеров. По скаковым, дорожкам проносились на
рысях или галопом амазонки в сопровождении офи-
церов или штатских верхами. Амазонка, как правило,
была в цилиндре, повязанном вуалью, в темном об-
тягивающем костюме, со стеком в руке.
Уборка улиц, площадей и садов отнимала много
времени и сил. Прежде всего потому, что транспорт
был почти исключительно конный и на мостовых оста-
валось много следов от лошадей. Но чистота поддер-
живалась, особенно в центре. За чистотой следила
не только полиция, но и санитарная инспекция. Ни-
какой механизации не было. Летом у каждых ворот
стоял дворник с метлой и железным совком. Он тот-
час же подбирал навоз, пока его не размесили коле-
са телег. При сухой погоде улицы поливались. В цен-
тре – из шлангов, подальше – из леек и ведер, так
как шланги были дорогие. Из шлангов же производи-
лась поливка и промывка торцовых мостовых, их сле-
довало держать в особой чистоте, так как иначе они
издавали неприятный запах. Но в то время существо-
вание человека без услуг лошади, сильного, безро-
потного и доброго работяги, было немыслимо, и лю-
ди заботились о лошадке. В Петербурге эта забота
проявлялась в устройстве целой сети водопоек. Во-
допойки были при вокзалах, на площадях, где скапли-
вались обозы, у мостов, около товарных дворов, гру-
зовых пристаней. Это – небольшие каменные здания,
отапливаемые зимой. Снаружи несколько каменных
или чугунных раковин, в которые напускалась вода
из подведенных к ним труб. Краны к ним находились
внутри здания, где сидел сторож, который по требова-
нию извозчиков открывал воду. Водопойка была также
местом, где извозчики передавали друг другу новости,
ругали полицию, которая придиралась к ним, хваста-
ли силой своих лошадей, жаловались друг другу на
хозяев.
...Зимой тротуары очищались «под скребок», с обя-
зательной посыпкой песком. Лишний снег с улиц сгре-
бался большими деревянными лопатами-движками в
кучи и валы вдоль тротуаров. Сбрасывать снег в ка-
налы и реки не разрешалось. Снег отвозился на спе-
циально отведенные свалки, что обходилось дорого.
Поэтому у домов стояли снеготаялки: большие дере-
вянные ящики, внутри которых – железный шатер, где
горели дрова. Снег накидывали на этот шатер, он та-
ял, вода стекала в канализацию. (Деревянный ящик
не горел, так как всегда был сырой.) Уборка улиц от
снега производилась рано утром, а при больших сне-
гопадах – несколько раз в день. Все это делалось, ра-
зумеется, только в центре города. На окраинах снег
до самой весны лежал сугробами.
...Обставлялась похоронная церемония в зависимости от пла-
ты по пяти категориям. Похороны по первому разряду
проходили торжественно: колесница, на которой вез-
ли гроб, была с белым парчовым балдахином-часов-
ней с лампадами, ее везла шестерка лошадей по две,
с султанами на голове, на лошадей накинуты белые
сетки с серебряными кистями. Вели лошадей под узд-
цы и шли по бокам колесницы так называемые горю-
ны с нарядными фонарями-факелами, одетые в бе-
лые цилиндры, белые сюртуки и брюки. Впереди про-
цессии – красивая двуколка с еловыми ветками. Ло-
шадь в белой сетке и с султаном на голове вели два
горюна, а третий шел сзади и разбрасывал ветки. За
похоронной колесницей шли родственники покойного,
дамы в трауре, мужчины с черными креповыми повяз-
ками на руке. Далее шел оркестр, за ним кареты и коляски.
Если же хоронили военного, имевшего высокий
чин, то помпезности было еще больше: впереди ко-
лесницы офицеры несли на подушках ордена и меда-
ли покойного. Сзади родственников и сопровождаю-
щих шло несколько оркестров, затем воинские части,
за ними кареты, в которых ехали старики, немощные,
а также порожние для развоза публики с кладбища.
Гроб строевых военных высших чинов везли на лафе-
те, в который впрягали шестерку лошадей цугом по
паре. Горюнов здесь уже не было, на каждой левой
лошади сидел ездовой, сбоку ехал верхом фейервер-
кер, а впереди офицер, по обеим сторонам лафета –
караул, солдаты с винтовками на плечах.
Чем ниже был разряд похорон (то есть чем меньше
денег было у родственников покойного), тем скром-
нее были похороны. Жалко было смотреть на похо-
роны по так называемому пятому разряду: дроги без
балдахина, лошадь без попоны, на гробу сидит кучер
в форме горюна, сзади идут немногочисленные про-
вожающие.
Горюны, нанятые похоронным бюро из неимущих, часто
пьяниц, имели такую униформу: длинный бе-
лый сюртук и белые брюки – в самом деле это была
только нижняя часть брюк – поголенки, которые завя-
зывались над коленками. На голову надевали белый же
цилиндр. По прибытии на кладбище горюны снимали
гроб с колесницы и несли его к могиле, если родствен-
ники покойного и провожающие не делали этого сами.
Горюны примечали, кто из родственников расплачи-
вается, ждали, когда зароют могилу, подходили к нему
и просили на чай, убеждая, что похоронили хорошо.
Обычно на чай им давали и они возвращались, до-
вольные, к колеснице, садились на площадку для гро-
ба и весело возвращались в похоронное бюро. Теперь
они ехали на паре, остальных лошадей вели в пово-
ду. Картина была своеобразная: рысью катилась ко-
лесница, под балдахином сидели горюны в белом, в пути они
раздевались, снимали униформу и складывали ее в
ящик, который располагался под площадкой для гро-
ба. Оттуда они вытаскивали свою одежонку и надева-
ли ее.
...Несколько позже, в начале июля, в Кронштадт при-
была французская эскадра с президентом Пуанкаре.
Вокруг экипажа на рысях сопровождал президен-
та почетный эскорт из лейб-казаков, чтобы поразить
француза русской экзотикой. Лейб-казаки с больши-
ми чубами и бородами, в высоких бараньих шапках с
алыми шлыками на правую сторону, с кривыми султа-
нами сбоку шапки, в алых поддевках, неимоверно ши-
роких шароварах с красными лампасами высоко си-
дели на своих рыжих дончаках, держа пику по-особо-
му – поперек седла, наискосок. Эта азиатчина, прав-
да очень картинная, поражала и самих петербуржцев,
которые кричали истошными голосами: «Ура!» и «Вив
ля Франс!» Господин президент снимал цилиндр и лю-
безно раскланивался на обе стороны, улыбаясь сво-
им широким бородатым лицом.
Веселые
французы громко смеялись и не упрямились, когда их
прямо силой затаскивали в рестораны, кафе и пив-
ные. После таких угощений можно было видеть такие
сценки: во всю ширину панели идут, обнявшись, пья-
ные французы и наши студенты и поют «Марселье-
зу», а городовые, выпучив глаза, стоят в столбняке –
песня-то революционная, а хватать нельзя.
...Транспорт для перевозки людей и грузов был са-
мый разнообразный. Сухопутный транспорт был в ос-
новном конный: легковой для пассажиров и ломо-
вой для грузов. Постепенно вводился общественный
транспорт: конки, дилижансы, паровики. Но много на-
рода, особенно бедного трудового люда, ходило пеш-
ком, даже на далекие расстояния. На-
чинал работать общественный
транспорт к 9-10 часам. И с большой нагрузкой.
Конки, точнее, конно-железные дороги были очень
распространенным видом перевозки людей. К нача-
лу XX века в столице насчитывалось около тридцати
линий конок, три проходили по центру – они шли по
Невскому, по Садовой и от Адмиралтейской площади
до Николаевского моста. Все они принадлежали горо-
ду, а остальные – Обществу конно-железных дорог. До
окраин, однако, и те не доходили.
Вагоны были двух типов: одноэтажные и двухэтаж-
ные. Одноэтажный вагон везла одна лошадь и, надо
сказать, на подъемах мостов – с большим напряжени-
ем, а двухэтажный вагон с высоким империалом вез-
ли две лошади. Спереди и сзади вагонов были откры-
тые площадки, а в двухэтажных вагонах с этих пло-
щадок наверх, на империал, вели винтовые метал-
лические лестницы. Империал был открытый, проезд
там стоил дешевле – две копейки за станцию вместо
трех и даже пяти копеек внизу. Внутри нижнего ваго-
на стояли вдоль боков скамейки, а на империале бы-
ла посередине одна двухсторонняя скамейка, пасса-
жиры сидели спинами друг к другу. Обслуживалась
конка двумя лицами: вагоновожатым и кондуктором,
обязательно мужчинами. Вагоновожатый правил ло-
шадьми, кондуктор продавал билеты, давал сигналы
остановок и отправления.
Нелегко было быть вагоновожатым: лошади впря-
гались в мягкие ременные постромки, прикрепленные
к тяжелому вальку. Никаких оглобель и дышел не бы-
ло. При малейшем уклоне при съездах с мостов или
спусках в отдельных местах улиц вагон мог накатить-
ся на лошадей и искалечить их. Надо было уметь во-
время затормозить и вообще все время чувствовать,
как ведет себя вагон.
В правой руке у вожатого были вожжи, а левая все
время лежала на ручном тормозе. Медный колокол
был насажен на вертикальную ручку, по ней ходил
ползунок с приливчиками, при резком движении пол-
зунка вверх последний ударял о внутреннюю стенку
колокола. Левая рука выполняла две функции: тормо-
зила, вращая рукоятку тормоза, и поднимала трубку,
ударявшую в колокол.
Звонить приходилось часто, так как народ перехо-
дил улицу в любом месте, нередко пьяные лезли пря-
мо под вагон.
На конечном пункте вожатый снимал валек с крюч-
ка и вел лошадей к другому концу вагона, прицеплял
там валек, устанавливал колокол с тормозом и был го-
тов к обратному рейсу. На крутых подъемах к мостам,
например к плашкоутному мосту у Зимнего дворца,
прицеплялись дополнительно две лошади со своим
кучером. Вожатые свистели и орали на лошадей, сте-
гая их кнутами. Публика, стоящая на площадке ваго-
на, тоже принимала участие в этом понукании. При
спуске с моста в торможении участвовал и кондуктор
на задней площадке. После спуска вагон останавли-
вали, отцепляли дополнительных лошадей, которые
оставались ждать встречную конку.
Работа кондуктора была также трудна; ему прихо-
дилась без счету подниматься на империал, чтобы
продать там билеты тем, кто их не взял при проходе
мимо него по нижней площадке.
Вечером внутри вагона зажигался керосиновый фо-
нарь, тускло освещавший внутренность вагона. На
крыше передней площадки зажигался фонарь по-
больше, но толку от него было мало – свет едва осве-
щал крупы лошадей. Рельсовый путь для конок был
весьма несовершенен, рельсы были без желобков
для реборд колес. Междупутье было замощено бу-
лыжником вровень с головкой рельса, и реборды ко-
лес часто катились прямо по булыжникам, весь вагон
содрогался и дребезжал всеми своими расхлябанны-
ми частями. Разговаривать внутри вагона было совер-
шенно невозможно от этого ужасного грохотания.
На конках ездил преимущественно народ скром-
ный: мелкие чиновники, служащие, рабочие, прислу-
га. Солдатам позволялось ездить только на открытых
площадках.